Никто сегодня не может больше сказать, когда переступили грань того воображаемого момента, когда еще можно было предотвратить крупнейшую катастрофу Европы, годовщину окончания которой мы отмечаем в этом году. Вероятно, такого момента никогда не существовало. Но он мог оказаться и незамеченным современниками в ходе его страшных последствий. Для них австралийский историк Кристофер Кларк (Christopher Clark) придумал название — «лунатики». Но нельзя его просто взять и перенести на наши сегодняшние отношения. Времена стали другими. И все же в эти дни возникает вопрос, не движемся ли мы уже долгое время в отношении к России по обрывистому пути, не чувствуя опасности соскользнуть в пропасть. Потому что практически случайно возникший профессионализм, с которым сейчас образуется западный альянс против Путина, чтобы провести новую демаркационную линию против России, не дает покоя. Конечно, Владимир Путин сделал все, чтобы пробудить старые страхи Запада. Нет такого аргумента, который мог бы оправдать допущенные им нарушения международного права или кибератаки в какой-либо форме. И все-таки ответ Запада не должен заключаться в спирали эскалации, которая раскручивается по совершенно другим мотивам. Потому что такое подозрение возникает, когда видишь действия Терезы Мэй (Theresa May), которая испытывает проблемы в плане внутренней политики, и одновременно наблюдаешь за европейской семьей, которая надеется на то, что снова заключит в объятия дочь, потерянную после Брексита. Для такого рода воссоединения семьи положение слишком серьезное.
Речь идет о судьбоносном вопросе Действительно может быть, что все данные спецслужб в связи с отравлением в Солсбери указывают на Россию и, вероятно, на Кремль. Такое отравляющее вещество — и это знают эксперты — оставляет следы. Вот только мы этого не знаем. Или точнее говоря — общественность не знает этого и поэтому не может составить собственное мнение. Она должна верить тому, что ей говорят. А легкомысленный Борис Джонсон (Boris Johnson) внезапно становится главным свидетелем. При всем понимании, это не основание для подобных демонстративных действий, и это не укрепляет доверие. Потому что речь идет уже не только о действиях или реализации Минских соглашений, но и о судьбоносном вопросе, как народы в Европе хотят в будущем сосуществовать — спустя почти 30 лет после падения Берлинской стены.
Россия — часть Европы. Именно мы, немцы, должны это понимать. Сейчас налицо расплата за то, что за последние тридцать лет не удалось сблизить друг с другом гражданские общества, построить дружеские отношения и расширить знания друг о друге, как это происходило на Западе после войны — как нечто само собой разумеющееся. О германо-французских отношениях не нужно волноваться, пока стиль жизни и литература, путешествия и еда остаются общими моментами для многих людей. К России это пока что совсем не относится. Страна и ее народ остались для нас, немцев, чужими, прежде всего, западным немцам. Необходимый уровень отношений оставлен на откуп нескольким закадычным друзьям, а деловые связи и так функционируют. Это же расписка в собственной несостоятельности! Какое отличие от россиян, для которых Германия все еще является страной, куда они стремятся.
Германо-российские отношения были всегда особенными О том, как мало мы знаем о наших восточных соседях, свидетельствует непрестанно повторяемая фраза о холодной войне, о которой вспоминают те, которые знают Россию только издалека. Подобное повторение истории представляется маловероятным уже потому, что старого, формованного, безликого советского общества уже нет. Молодые россияне давно стали частью глобального мира. Нет больше бюрократии функционеров. Путин, правда, придерживается старых идеологических моделей, но в российской повседневной жизни намного больше другого. Это не осталось незамеченными и профессиональными кремлевскими астрологами. Поэтому нас, помимо властного поведения Путина, должно волновать и дальнейшее развитие: большая разочарованность многих россиян после десятилетий беспримерного преобразования общества. Однажды они повернулись к свободной Европе, полные любопытства и надежд на лучшее будущее. Сегодня они чувствуют, что западный мир их оттолкнул. Наша особая немецкая ответственность в нынешние тяжелые времена состоит в следующем: мы не должны забывать о том, кому мы должны быть благодарны за объединение нашей страны и понимание того, что германо-российские отношения всегда были особенными. Речь не о старательном выстраивании дружеских отношений с Владимиром Путиным и приукрашивании его жесткой политики. Речь идет о простом вопросе, как нам предотвратить раскол Европы, и сможем ли мы это сделать. Неожиданный альянс вокруг Великобритании ничего не стоит, если будет потеряна восточная часть континента. Но сейчас мы меримся силами, и предстоящий ответ Кремля вряд ли будет более сдержанным. Но где европейские, где веские немецкие голоса против эскалации? Они необходимы для того, чтобы мы однажды вновь не проснулись и не задались вопросом, когда же имел место тот момент, когда можно было еще остановить ужасное развитие событий. Йоханн Михаэль Мёллер — координатор рабочей группы по СМИ форума «Петербургский диалог» и бывший директор радиовещания МДР.
*Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: «Свидетели Иеговы», Национал-Большевистская партия, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ), «Джабхат Фатх аш-Шам», «Джабхат ан-Нусра», «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Организация украинских националистов» (ОУН).
Оставить комментарий
