МОСКВА, 15 мая, Анастасия Гнединская. Тридцать лет назад, 15 мая 1988-го, начался вывод советских войск из Афганистана. Спустя ровно девять месяцев последний советский военный, генерал-лейтенант Борис Громов, пересек по мосту Дружбы границу двух стран. Но на территории Афганистана остались наши солдаты — те, кто попал в плен, смог там выжить, принял ислам и создал семью. Таких называют невозвращенцами. Теперь они, когда-то Сережи и Саши, носят труднопроизносимые афганские имена, длинные бороды и просторные шаровары. Одни спустя десятилетия все же решили вернуться в Россию, другие так и живут в стране, пленниками которой стали.
Николай Быстров работает грузчиком на складе в краснодарской станице Усть-Лабинская. О том, что двадцать лет назад у него были другое имя — Исламуддин — и другая жизнь, из его коллег знают единицы. "Я забыть эту афганскую историю хочу, — Николай берет долгую паузу, в динамике телефона слышно, как он затягивается сигаретой. — Но мне не дают…"
Его призвали в армию в 1984 году, отправили охранять аэропорт Баграм. Спустя полгода он оказался в плену у душманов. Говорит, что это произошло по глупости. "Меня и еще двух пацанов, украинцев, "старики" послали за чаем и сигаретами в местный магазин. По дороге мы попали в засаду. Мне ногу прострелили — убежать я никуда не мог. Двух тех украинцев забрала другая группировка. А меня взяли бойцы из отряда Ахмада Шаха Масуда".
Николай остался у душманов и еще через некоторое время стал одним из личных охранников Ахмада Шаха Масуда — полевого командира, который первым пошел на перемирие с советскими войсками.
Как Быстрова, иноземца, подпустили столь близко к самому известному командиру, остается только догадываться. Сам он об этом рассказывает крайне уклончиво. Говорит, что "панджшерскому льву" (так называли Масуда) приглянулись его ловкость и умение подмечать мелочи, которые в горах могут стоить человеку жизни. "Помню, как он впервые дал мне в руки автомат с полным боекомплектом. Мы тогда поднимались по перевалу. Я наверх раньше всех забрался, стоял и думал: "А я ведь сейчас могу застрелить Масуда". Но это было бы неправильно, ведь когда-то он сохранил мне жизнь", — признается бывший пленник.
Не забыл Исламуддин и русскую еду — лежа ночью в афганских горах, он вспоминал вкус селедки и черного хлеба с салом. "Когда война закончилась, ко мне в Мазари-Шариф приезжала сестра. Она привезла всяких солений, в том числе и сала. Так я его прятал от афганцев, чтобы никто не видел, что я харамное ем", — делится он.
Язык дари Николай выучил за шесть месяцев, хотя в школе, признается, был двоечником. Через несколько лет жизни в Афганистане его уже было почти не отличить от местных. Говорил он без акцента, солнце высушило кожу. Чтобы еще больше слиться с афганским населением, он красил волосы в черный цвет: "То, что я, иностранец, был так близко к Масуду, многим местным не нравилось. Они даже однажды попытались его отравить, но я предотвратил покушение".
Женил Николая тоже Масуд. Как-то, говорит бывший пленник, полевой командир спросил его, хочет ли он дальше ходить с ним по горам или мечтает завести семью. Исламуддин честно признался, что хочет жениться. "Тогда он выдал за меня свою дальнюю родственницу, афганку, воевавшую на стороне правительства, — вспоминает Николай. — Жена у меня прекрасная. Когда в первый раз ее увидел, даже не поверил, что скоро она моей будет. В кишлаках я женщин с непокрытой головой не видел, а у нее волосы были длинные, сама при погонах. Она ведь тогда занимала должность офицера госбезопасности".
Почти сразу после свадьбы Одыля забеременела. Но ребенку не суждено было появиться на свет. На шестом месяце жена Николая попала под бомбежку, у нее случился выкидыш. "Заболела она после этого сильно, а в Афганистане медицины нормальной не было. Тогда я впервые задумался о переезде в Россию", — откровенничает Быстров.
Шел 1995 год, когда Николай-Исламуддин вернулся в родной Краснодарский край. Его мать до этого дня не дожила, хотя из родных она единственная верила — ее Коля не умер на чужбине. "Она даже к какой-то гадалке отнесла мою фотографию. Та подтвердила: сын не убит. С тех пор все на мать смотрели как на сумасшедшую, а она все ждала письма от меня. Первое я смог отправить ей только через год", — рассказывает он.
В Россию Одыля приехала беременной. Вскоре у них родилась дочь, которую назвали Катей. "Это жена захотела так девочку назвать в память о моей покойной матери. Из-за этого от нее все подруги-афганки отвернулись. Они не могли понять, почему она девочке русское имя дала. Жена отвечала: "Я живу на этой земле и должна соблюдать местные традиции", — гордится Быстров.
Помимо дочери Николай и Одыля воспитывают двух сыновей. Старшего зовут Акбар, младшего — Ахмад. "Мальчиков жена назвала в честь своих братьев-коммунистов, которые погибли от рук душманов", — уточняет собеседник.
В этом году старшего сына Быстровых должны призвать в армию. Николай очень надеется, что служить парень будет в спецназе: "Он у меня крепкий, здоровый образ жизни ведет".
За эти годы на родине Одыля была всего раз — не так давно она ездила хоронить мать. Когда вернулась, сказала, что больше туда ни ногой. А вот сам Быстров в Афганистан ездил довольно часто. По заданию Комитета по делам воинов-интернационалистов он занимался поисками останков пропавших без вести советских солдат. Удалось ему вывезти домой нескольких бывших пленных. Но своими в стране, которая когда-то отправила их на войну, они так и не стали.
Воевал ли Быстров против советских солдат? Этот вопрос повисает в воздухе. Николай опять закуривает. "Нет, я ни разу не был в бою. Я все время находился при Масуде, а он сам в бой не ходил. Знаю, меня не многие поймут. Но те, кто судит, они были в плену? Они бы смогли после двух неудачных попыток бегства совершить третью? Я хочу забыть Афганистан. Хочу, но мне не дают…" — снова повторяет бывший пленник.
Помимо Быстрова сегодня известно еще о шести советских солдатах, которые попали в плен и смогли ассимилироваться в Афганистане. Двое из них потом вернулись в Россию, для четверых Афганистан стал второй родиной.
В 2013 году всех невозвращенцев объехал фотожурналист Алексей Николаев. Из командировки в Афганистан он привез сотни снимков, которые должны лечь в основу книги "Навсегда в плену".
Фотограф признается: из всех четырех оставшихся жить в Афганистане советских солдат больше всего его тронула история Сергея Красноперова. "Мне показалось, что он не лукавит, рассказывая о прошлом. И в отличие от двух других пленников не пытался на нашем интервью заработать", — объясняет Николаев.
Красноперов живет в небольшом кишлаке в полусотне километров от города Чагчаран. Родом он из Кургана. Уверяет, что ушел из части, спасаясь от издевательств командиров. Вроде как рассчитывал дня через два — после того как его обидчиков посадят на гауптвахту — вернуться. Но по пути его взяли в плен душманы. К слову, есть и другая версия бегства Красноперова. В СМИ проходила информация, что он якобы убежал к боевикам после того, как был пойман на торговле армейским имуществом.
Из интервью Сергея Красноперова для книги "Навсегда в плену":
"Дней на двадцать меня заперли в каком-то маленьком помещении, но это была не тюрьма. На ночь на меня надевали кандалы, днем их снимали. Того, что я сбегу, душманы не боялись. В горах все равно не поймешь, куда нужно идти. Потом приехал командир боевиков, сказал, что раз я сам к ним пришел, то могу сам и уйти. С меня сняли кандалы. Хотя в часть я бы все равно вряд ли вернулся — думаю, меня сразу бы пристрелили. Скорее всего, их командир так меня испытывал…"
Через год плена Красноперову предложили жениться на местной девушке. И он не стал отказываться.
"После этого с меня окончательно сняли надзор. Но я по-прежнему не работал. Было очень сложно, приходилось выживать. Я перенес несколько смертельно опасных болезней, даже их названий не знаю…"
Фотожурналист Алексей Николаев рассказывает, что в 2013 году у Красноперова было шестеро детей. "Все светленькие, голубоглазые, очень необычно было увидеть их в афганском кишлаке, — вспоминает фотограф. — По местным меркам Нурмамад (такое имя Сергей носит в Афганистане) — зажиточный человек. Он вкалывал на двух работах: прорабом на небольшой россыпи по добыче щебня и электриком на местной гидроэлектростанции. Получал Красноперов, с его слов, 1200 долларов в месяц. Правда, странно, что при этом он жил в мазанке".
Красноперов, как и все попавшие в плен солдаты, заверяет, что не воевал против советских войск, а только помогал душманм чинить оружие. Впрочем, ряд косвенных признаков свидетельствует об обратном. "У местных он пользуется авторитетом, что, как мне кажется, может свидетельствовать о том, что в боевых действиях Сергей все же участвовал", — делится соображениями фотокорреспондент.
Красноперов хоть и говорит хорошо по-русски, но возвращаться в Россию не хочет. "Как он мне объяснил, родных у него в Кургане не осталось, все умерли. Да и в Чагчаране он уважаемый человек, у него есть работа. А что его ждет в России, непонятно", — передает слова бывшего пленника Николаев.
Хотя Афганистан — точно не то место, где можно вести беззаботную жизнь. Алексей Николаев говорит, что за месяц командировки он трижды попадал в очень щекотливые ситуации. В одном из случаев спас его как раз Красноперов. "По своей глупости мы решили записать с ним интервью не в городе, где относительно безопасно, а у него в деревне. Приехали туда без предупреждения. На следующее утро Сергей нам позвонил и сказал, чтобы мы больше из города не выезжали. Мол, ходят слухи, что нас могут похитить", — описывает фотограф.
В городе Кундуз на северо-востоке Афганистана после плена осели еще два советских солдата — Геннадий Цевма и Александр Левенец. Хотя оба мужчины земляки (родом с Донбасса), друзьями они так и не стали. Да и чужой они давно считают свою историческую родину.
Левенец утверждает, что попал в плен из-за дедовщины. Якобы после драки с офицером он попал на гуаптвахту, откуда решил бежать в компании с еще одним солдатом.
Из интервью Александра Левенца для книги "Навсегда в плену":
"Мы собирались идти в аэропорт, но почти сразу попали к душманам. К утру нас привели к какому-то большому командиру, я при нем так и остался. Сразу же принял ислам, получил имя Ахмад, потому что раньше был Сашей. В тюрьму меня не сажали: под арестом я был всего одну ночь. Сначала сильно пил, потом стал у боевиков водителем. С нашими я не воевал, да никто этого и не требовал от меня. <…> После ухода талибов я смог позвонить домой на Украину. Трубку взял мой двоюродный брат, сказал, что мой родной брат и мама умерли. Больше я туда не звонил".
По словам Алексея Николаева, в Афганистане Левенец по сравнению с другими живет неплохо, работает таксистом. Он даже в хадж ходил. А вот судьба его земляка Геннадия Цевмы сложилась не так удачно. "Как мне показалось, даже по афганским меркам он живет за чертой бедности", — отмечает фотограф.
Из интервью Геннадия Цевмы для книги "Навсегда в плену":
"Когда опять пришли талибы, я исполнял все их указы — носил чалму, отпустил бороду длинную. Когда талибы ушли, мы стали свободными — появились свет, телевизор, электричество. Кроме круглосуточного намаза, ничего хорошего от них не было. Только намаз прочитал, вышел из мечети, тебя обратно отправляют молиться. <…> В прошлом году я съездил на Украину, отец и мать уже умерли, сходил к ним на кладбище, повидался с другими родственниками. Остаться, конечно, даже не думал — у меня ведь тут семья. Да и не нужен я больше никому на родине".
На самом деле, говоря это, Цевма, скорее всего, лукавит. Из Афганистана его пытался вывезти Николай Быстров, первый герой нашего материала. "Мне позвонили из украинского правительства, попросили выдернуть из Афганистана их земляка. Я поехал. Вроде бы Гена сказал, что хочет домой. Ему сделали паспорт, дали где-то две тысячи долларов на то, чтобы он уладил все формальности, заселили в гостиницу в Кабуле. Перед рейсом мы пришли забирать его из отеля, а он сбежал", — вспоминает историю "возвращения" Николай Быстров.
Быстров считает, что тех, кто решил остаться в Афганистане, вызволять уже не имеет смысла. "Они потерянные люди, не вернутся уже на родину. Даже если приедут, потом захотят бежать обратно", — ставит точку бывший пленник.
Из этого ряда выбивается история солдата Юрия Степанова. Осесть в России он смог только со второй попытки. В 1994 году Степанов попытался вернуться домой в башкирский поселок Приютово в первый раз. Но так и не смог здесь освоиться, отправился обратно в Афганистан. А в 2006-м снова приехал в Россию. Говорит, что уже навсегда. Сейчас он работает вахтовым методом на севере. Как раз на днях он уехал на вахту, поэтому связаться с ним нам не удалось.
